Сайт Андрея Дыфо

Кафафов Константин Д. О служебной деятельности и личных переживаниях (1888 – 1920 гг.) // ГАРФ Ф.5881. Оп. 2. Д.390. Машинопись с авторской правкой.

 Автор – вице-директор департамента полиции, член Совета Министров, прокурор Елецкого и Орловского окружных судов, служил в Сенате, Нижегородском и Московском прокурорском надзоре и в Московской судебной палате, белоэмигрант. 1929 г. 272 Л.

 Л. 1. Мне идет 66-ой год. Возраст большой. Много прожито и много пережито. Служба в двух ведомствах, а последние годы, годы величайшей разрухи, вблизи от вершителей судеб родины, дали мне возможность многое видать, многое слышать из первых источников, а кое в чем и принимать личное участие. Прожито многое, осталось совсем мало, вот почему мне хотелось бы правдиво и откровенно изложить все, что сохранила память за долгую жизнь – от далекого прошлого до последних смутных дней на родине и затем за период бездомного скитания по чужим землям.

 Глава 1.

Несколько слов об университетских годах.

Я окончил курс в Петербургском Университете по юридическому факультету со степенью кандидата прав в 1888 году. Наш выпуск был последним по старому университетскому уставу: мы держали окончательные экзамены при переходе с курса на курс, не носили формы и считали себя последними могиканами. Следующий уже за нами выпуск шел по новому уставу, должен был сдавать зачеты, держать государственный экзамен и облечься в форму.

Петербургский Университет, в особенности его юридический факультет, достиг в то время своего зенита. Его украшали такие имена, как Градовский, Сергиевич, Андреевский, Коркунов, Мартенс, Фойницкий и др.

Отношения между профессорами и студентами были прекрасные, что однако не мешало некоторым профессорам иногда капризничать, а иногда и свирепствовать на экзаменах.

Л.7. Глава 2.

Окончив курс летом 1888 года, я занялся диссертацией, которую и представил в конце сентября. Затем, после некоторого колебания по поводу выбора места службы, я, по совету старого судебного деятеля, решил поступить в V Департамент Сената. Оформлено это было таким образом: меня причислили к Министерству юстиции и откомандировали для занятий в V Департамент Сената. Такая комбинация Л.8. была выработана министерством юстиции для того, чтобы не назначать лиц, окончивших Университет и начинающих службу, писцами, как это требовалось по старому закону, ибо кандидатов на судебную должность в старых Департаментах Сената не было.

Приказ о зачислении меня на службу состоялся 17 октября 1888 года, как раз в день крушения Царского поезда в Борках.

Л.9. Служба в V Департаменте Сената была и интересна и безусловно полезная для начинающего. V Департамент ведал уголовными делами оставшихся старых дореформенных судов – Палат Уголовного и Гражданского Суда. Дела рассматривались в апелляционном и ревизионном порядке. Производство было исключительно письменное, теория доказательств – формальная. Когда доказательства виновности не отвечали всем условиям формальных доказательств, существовала особая форма оставления обвиняемого в подозрении или в сильном подозрении, судя по обстоятельствам.

Докладчиком дел в V Департаменте являлся Секретариат. Секретариат состоял: из Обер-Секретарей, в мое время их в V Л.10. Департаменте было три. Затем Секретарей – старших и младших и помощников Секретарей – старших и младших. Изготовленные секретарем Сената и его помощниками, под его наблюдением, доклады представлялись на просмотр Обер-Секретарям, а затем шли к обер-прокурору или его помощнику и уже после их одобрения рассылались сенаторам. Доклады, как указано выше, были писменные. По каждому делу составлялись две записки – одна подробная, другая краткая и затем вопросный лист. В подробной записке излагались все обстоятельства дела: свидетельские показания, протоколы осмотра и экспертизы, решение Соединенной Палаты и сущность жалобы или протеста. В краткой заметке вначале излагалась сущность дела, в виде извлечения из большой записки, а затем проект определения Сената. Наконец, в вопросный лист в виде вопроса резюмировалась сущность резолюции Сената. Так например, вопрос: «не следует ли жалобу Х. на приговор НН Палаты Уголовного и Гражданского Суда от такого то числа и года оставить без последствий». Первоприсутствующий писал – «следует». За неделю, иногда и раньше, сенаторам рассылались записки в таком порядке: одним посылалась подробная записка и вопросный лист, другим краткая записка. Таким образом, первая группа сенаторов по подробной записке знакомилась с обстоятельствами дела, а по вопросному листу с проектом решения; а вторая группа сенаторов по краткой записке знакомилась и с существом дела и проектом определения. Фактически таким образом дела, как в низших дореформенных судах, так и в высшем в Сенате решались секретариатом под контролем Обер-прокурорского надзора. Конечно, по закону судьи, в том числе и сенаторы могли не согласиться Л.11. с докладом и вынести свое собственное решение, но это случалось редко. Но и в таких случаях требовалось согласие Обер Прокуратуры. Всякое постановление Сената, будь то приговор, решение или определение по частному вопросу, могло быть исполнено только после пропуска их Обер Прокуратурой. Все эти определения Сената подносились Обер-прокурору или его помощнику и они писали сбоку подписи сенаторов: «читал», ставили число и свою подпись и только после этого определение приводилось в исполнение.

Первоприсутствующим в V Департаменте Сената был сенатор Пятницкий, большой знаток дела, человек редкой трудоспособности, пользовавшийся благодаря этим своим качествам громадным авторитетом не только в департаменте, но и во всем Сенате. К сожаления нельзя того же сказать о его заместителе, старшем по назначению сенаторе Сомове, из бывших губернаторов. Он чрезвычайно трудно усваивал дела, любил приводить примеры из своей губернаторской практики, обычно никакого отношения к рассматриваемому делу не имеющие и кроме того всегда огорчал Секретариат и обер прокурора тем, что в вопросном листе слово «слъдует» писал через «е». Указать же почтенному старцу на его ошибку никто не решался. Приходилось школьничать и над этой буквой ставить маленькую чернильную кляксу, чтобы нельзя было хорошо ее разобрать. Я поступил на службу в V департамент Сената при обер-прокуроре Петрове. Вскоре он был назначен сенатором, а на его место назначен Вице-директор Департамента министерства юстиции К.А. Бильбасов. Небольшого роста, лысый с бритыми усами и подбородком и небольшими бачками он производил впечатление типичного старого бюрократа. Брат его издавал в Л.12. свое время газету «Голос», пользовавшуюся большой популярностью. Вообще, вся семья Бильбасовых считалась образованной и передовой. Этими же качествами в полной мере обладал и наш обер прокурор, но при этом он был необыкновенно вспыльчив, сильно заикался и отличался большим суеверием. В первые же дни вступления его в должность произошел эпизод, который сразу же завоевал ему общие симпатии в Департаменте. Дело в том, что с основания Сената в его старых департаментах существовал обычай по субботам на службу не ходить, а «ходить в баню и читать Закон». Законов мы по субботам не читали и в баню не ходили, но не ходили и на службу. В первую же субботу Бильбасов явился в Сенат, но в канцелярии застал только одного своего секретаря, который и пришел собственно говоря для того, чтобы на случай прихода обер-прокурора объяснить ему причину неявки остальных чиновников. Бильбасов вспылил, признал объяснение незаконным и поручил секретарю немедленно же составить и дать ему к подписи приказ об обязательности посещения службы по субботам. В понедельник нам был объявлен приказ обер-прокурора. Канцелярия волновалась Обер-секретари долго совещались с секретарями, ходили в другие департаменты и, наконец, объявили, что приказ обер-прокурора основан на недоразумении, нарушает старые традиции – почему они, обер-секретари, предлагают чинам канцелярии по субботам по старому на службу не ходить. В следующую субботу обер-прокурор Бильбасов опять пришел. В канцелярии, как и в первый раз, находился его секретарь и тот мрачно молчал и не отвечал на вопросы обер-прокурора. Бильбасов на минуту задумался, затем схватил свою шляпу и со словами «и я Л.13. не буду ходить» направился к выходу. Так эта история и кончилась. По субботам никто, в том числе и обер-прокурор, на службу не ходили.

Не могу умолчать о моем столкновении с обер-прокурором. Эпизод этот носит комический характер и я привожу его исключительно с целью отметить справедливость Бильбасова и его незлобивость. Не прошло и месяца со дня моего поступления на службу, как в столе секретаря Б.Ю. Ходобая /сына известного латиниста Юрия Ходобая, грамматика которого царила во всех классических гимназиях/, случилась большая неприятность: дело, поступившее в порядке аппеляционном, было рассмотрено в порядке ревизионном и определение сообщено уже к исполнению на место. Произошло это по вине старшего помощника секретаря Катина, человека очень милого, большого весельчака, но работника легкомысленного. Бильбасов рвал и метал, обер-секретари, напротив, ехидно посмеивались, они видели и не такие еще виды и этому случаю не придавали особого значения, находя, что важно только, чтобы Сенат рассмотрел дела, а в каком порядке, это не существенно, на то он и Сенат. После разноса секретаря и его помощников, обер-прокурор вызвал меня. Я в то время состоял в столе секретаря Б.Ю. Ходобая и вел входящий и исходящий журнал и никаких докладов не составлял. Не успел я перешагнуть порог кабинета обер-прокурора, как он налетел на меня со словами: «так служить нельзя, а еще начинаете службу, такой работой карьеры не сделаете»… и пр. Я выждал когда он остановился, чтобы перевести дыхание, и совершенно спокойно заявил ему, что решительно не понимаю за что его Превосходительство гневается Л.14 на меня. Веду я пока входящий и исходящий журнал, работа правда не мудреная, но зато достаточно скучная и я  не виноват, что так начал службу, а теперь, после незаслуженного разноса у меня невольно возникает вопрос: «возможна ли наша дальнейшая совместная служба с его Превосходительством» и, сказавши это, я покинул кабинет обер-прокурора. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне самому становится смешно, а тогда я был горд. Правда, я ничего не терял, так как служил я без содержания, и в скором времени на платную должность младшего помощника секретаря рассчитывать не мог. Когда я вернулся в канцелярию, я никому не сказал о моем ответе, а лишь передал, что обер-прокурор за что-то распек меня, но за что – ни он, ни я не знаем. Вскоре явился один из обер-секретарей и стал со смехом рассказывать, что обер-прокурор с ума сошел, что он бегает по кабинету и все повторяет: «совместная служба, нет, каково – совместная служба». Недоумение обер-секретаря было понятно только мне одному, но я находил лишним объяснять ему причину волнения обер-прокурора. Через некоторое время ко мне явился курьер и доложил, что обер-прокурор «просит меня пожаловать к нему». Я отправился. Бильбасов встретил меня ласково со словами: «Наша совместная служба не только возможна, но даже необходима. Вы правы, дорогой мой, я рассердился на вас напрасно. Идите, спокойно ведите свой входящий и исходящий журнал, вскоре я поручу Вам более интересную и ответственную работу». С тех пор до самой своей смерти Бильбасов относился ко мне чрезвычайно сердечно. Он познакомил меня как-то летом, на даче, со своею семьей. И я бывал потом у них. Попробовал бы в последующие времена сказать Л.15. что-либо подобное чиновник Щегловитову. Несомненно, что на другой же день его уже не было бы на службе.

Л.15 суеверия Бильбасова, его смерть.

Л.16. Обер-прокурор Желиховский (после Бильбасова – А.Д.) был судебным деятелем новой формации и с первых же дней он стал стараться в пределах возможности, внести живую струю в старый дореформенный порядок. В V Департаменте начали чаще появляться защитники. Правда, им не разрешалось присутствовать при докладах и они допускались лишь для дачи своих объяснений, после чего должны были удалиться, тем не менее и такое участие защиты все же несколько освежило атмосферу.

Л.19. Поклонение Бахусу было одной из старых традиций Нижегородского Суда и Прокурорского Надзора.

Л.19 -20 м.ю. Пален

Л.21 приезд Муравьева.

Л.22. Справедливость требует отметить, что тогдашние Министры Юстиции Н.А. Манассеин и Н.В. Муравьев делали все зависящее от них, чтобы отстоять судебные уставы и, в частности, суд с участием присяжных заседателей.

Л.24 – о зн. – 30

Л. 30- Нижег. Губернатор М.Н. Баранов.- 53

Л.38 – А.А. Макаров, 60.

Л. 49. …министр юстиции Н.В. Муравьев, обязанный своим назначением в министры, до известной степени, великому князю Сергею Александровичу…

Л.58-59 о назначениях на должности.

Л.58. Глава IV. Московский прокурорский надзор. Прокурор палаты Посников и Прокурор суда Макаров.

В Москве, во время перехода моего в Московский прокурорский надзор, Прокурором палаты продолжал состоять Н.П. Посников… В.к. С.А. как-то попросил его назначить товарища прокурора Т., женатого на бывшей фрейлине в.к. Елизаветы Федоровны, - прокурором. Н.П. Посников на это ответил в.к., что из Т. Вышел бы недурной вице-губернатор. В.к. понял намек, и с своей просьбой обратился к министру Муравьеву, тот обещал и в свою очередь сказал об этом Постникову, прося его представить Т. В Ярославль, где была вакация. Посников решительно ответил Муравьеву, что пока он Прокурором Московской Палаты, Т. В его округе прокурором не может Л.59. быть, ибо не приличествует будущему прокурору добиваться этой должности при посредстве высоких поддержек, ее нужно самому заслужить. Даже такой министр, как Муравьев не решился возражать. Он перевел в Ярославль прокурора одного из судов Харьковского Судебного округа, а на его место назначил Т. С другой стороны два достойных товарища прокурора не попали в Москву из-за самых пустячных причин. Обычно на должность товарищей прокурора в Петербург и Москву переводились товарищи прокуроров провинциальных судов, наиболее выделявшиеся либо своими письменными работами, либо в качестве обвинителей. Прокурор, кажется, Ярославского окружного суда рекомендовал Посникову своего товарища Г., как выдающегося работника. Посников поручил прислать к нему Г., который и явился. К несчастью, один погон на плече у него оказался пришитым криво /прокурорский надзор в ту пору носил на форменном сюртуке погоны/, а одна из пуговиц безнадежно болталась на ниточке, грозя каждую минуту расстаться с сюртуком. Этого было достаточно, чтобы Посников отказал в переводе его в Москву. Другому товарищу прокурора, не Московского судебного округа, самим Посниковым было предложено подать докладную записку о его переводе в Москву. Увы счастье было так близко, но случилось большое несчастье; написав докладную записку товарищ прокурора в ней фамилию Посникова написал с буквой «т», то есть написал: «Постникову». Это было достаточно. В ходатайстве о переводе было отказано. Посников ненавидел эту букву больше всех остальных во всем алфавите и если бы от него зависело, он упразднил бы ее навсегда. Дело в том, что ее часто вставляли в его фамилию в газетах, в письмах, в прошениях – чем причиняли ему искреннейшее огорчение. Ему казалось Л.60., что буква «т» без суда лишает его старого дворянского происхождения и переводит его в колокольное дворянство. Таков был несомненно симпатичный и благородный человек.

Л.60, – А.А. Макаров.

Л.75. За мой долгий век мне пришлось служить при целом ряде министров юстиции, начиная с нервного несдержанного Н.А. Манассеина, который в минуты припадков больной печени швырял делами в лицо докладчику, затем при Н.В. Муравьеве, блестящем знатоке дела и выдающемся ораторе; потом при ворчливом, но честном М.Г. Акимове, горячо всегда отстаивавшим Суд и судебных деятелей… Л.76. Предшественники Щегловитова не всегда были безупречны в смысле точного выполнения велений Судебных Уставов Императора Александра II, но резко давить на суд и прокуратуру они не решались. За время министерства Щегловитова началось исключительное давление как на судей, так и на прокурорский надзор. Достаточно указать на то, что служебное достоинство лиц прокурорского надзора определялось количеством обвинительных приговоров. Несчастные городские товарищи прокурора Московского Суда, вынуждены были проситься периодически в уездные сессии для увеличения своей статистики, т.к. в уездах обячно обвинительных приговоров бывало больше, чем в Москве.

Л.78. Если… задаться вопросом, чем г. Щегловитов руководствовался при назначении лиц на высшие должности по судебному ведомству, то на первый взгляд покажется трудным правильно ответить на этот вопрос. С одной стороны он как будто искал людей покладистых, готовых идти на поводу у министра, забыв и судейскую независимость и свою совесть, а с другой стороны, в действительности назначались иногда люди вполне достойные, корректные и независимые судьи. Однако, на первый взгляд противоречие объясняется просто. Личный выбор министра всегда останавливался на лицах первой категории. Щегловитов выбирал людей своей собственной складки. Сам он тоже подчинялся влиянию и давлению со стороны, как своих коллег министров, так и посторонних влиятельных лиц, в особенности из состава ГС и ГД. Покойный присяжный поверенный Шубинский мог провести кого угодно и на какую угодно должность при Щегловитове. А таких членов ГД и ГС было, как известно, не мало. Этим и объясняется непоследовательность в выборе Щегловитова. Среди кандидатов Щегловитовской формации встречались люди одни с не совсем отчетливым прошлым; другие в своих стремлениях угодить министру прибегали к приемам не отвечающим достоинству судей…

Л.79… я не могу не отметить еще одного обстоятельства, которое особенно резко выявилось, когда мне пришлось познакомиться с порядками в других министерствах. Это отношение служащих в самом министерстве, начиная от самых маленьких и кончая министром, к приезжим из провинции чинам ведомства. Эти отношения были совершенно не соответствующими ни достоинству, ни положению чинов судебного ведомства. Для представления министру требовалось являться непременно в установленной форме и непременно в заранее определенный день /раз в неделю/. В самом министерстве самый маленький чиновник считал себя начальством над провинциалами, без различия их ранга. Начальники отделения, состоящие всего в VI классе должности, т.е. соответствующие по классу должности товарищам прокуроров окружных судов, не всегда даже вставали, когда к ним входили председатели и прокуроры судов, и встречали их кивком головы, еле разговаривали, делая вид людей, изнемогающих от работы, хотя на самом деле они далеко не были обременены делами. Директора 2-го департамента /личного состава/ были совсем олимпийцами. Хитрый, лживый, фальшивый Н.Д. Чаплин обычно осторожно выспрашивал у приезжающих из провинции чинов ведомства разные сплетни о личных, семейных и материальных делах их сослуживцев, чтобы заполнить свои кондуиты, которые велись в министерстве на каждого служащего. Когда же расспрашиваемый не поддавался этому искушению, олимпиец хмурил брови и сухо прерывал аудиенцию. Что касается представления самому министру, то тут соблюдался церемониал почти Л.80. придворных приемов. В назначенный день в 11 часов утра собирались в установленной форме все чины судебного ведомства, желающие представиться министру, они записывались у дежурного чиновника. Прием шел по следующем церемониалу. Сначала принимались сенаторы, которые обычно являлись в виц-мундирах, затем чины других ведомств и потом уже свои: старшие председатели палат, председатели департаментов, прокуроры палат и прочие чины до прокуроров и товарищей председателей окружных судов включительно принимались министром в своем кабинете, при чем чины 3-го и 4-го классов приглашались присесть, а чины V класса принимались стоя. Остальных чинов судебного ведомства министр принимал всех вместе. В приемной комнате их выстраивал по старшинству известный вечный чиновник особых поручений при министре юстиции Малама, после чего в приемную входил министр, в сопровождении целой свиты, в составе: директора 2-го департамента, чиновника особых поручений Маламы и дежурного чиновника и начинался обход представляющихся. Министр удостаивал каждого вопросами, количество которых зависело от расположения министра к представляющемуся. После чего все расходились по домам…

Л.81… прием у министра Муравьева, после хорошего завершения одного дела.

Малама, по обыкновению, бесшумно скользил, точно на лыжах, из приемной в кабинет министра и обратно. Наконец, закончился прием старших и нас выстроили по рангу в приемной, после чего из кабинета министра Л.82. вышел Н.В. Муравьев, в сопровождении всегда лукаво улыбающегося Чаплина, почтительного Маламы и дежурного чиновника. Обходя чинов, министр, наконец, подошел ко мне. Я представился ему. Министр ласково улыбнулся и задал мне несколько ничего не значащих вопросов о том, где я начинал службу, где был перед Москвою и давно ли я в Москве и прочее. Я ответил на вопросы, затем министр, кивнув мне головой, величественно перешел к следующему. Когда закончился прием, ко мне подлетел Малама и стал искренно поздравлять меня. Заметив мое изумление, он объяснил мне, что министр на общем приеме обычно задает не более трех вопросов. Четвертый вопрос уже свидетельствует о том, что представляющийся не безызвестный министру, между тем министр задал целых семь вопросов – ясно следовательно, что он особенно благоволит ко мне. Такая оценка отношения министра к представляющимся была при великолепном Н.В. Муравьеве. А при резком и грубом Щегловитове она стала еще хуже. Он просто не принимал и гнал собравшихся, под видом того, что он занят, если ему не нравились представляющиеся, или если их было мало, или если он был не в духе. Мне впоследствии приходилось бывать в разных министерствах и у разных министрах. Нигде ничего подобного не было, везде принимали просто, вежливо и без всякого парада. В МВД даже существовал обычай завозить на другой же день лицу, посетившему накануне министра, его визитную карточку. Казалось бы где как не в министерстве юстиции надлежало обставить прием своих и посторонних лиц наиболее мягко и прилично, а в действительности было обратно. Затем, при самой оценке лиц судебного ведомства часто учитывались качества или обстоятельства ничего общего со службой не имеющие.

Л.83- 86 Щегловитов.

Л.87-90 А.А. Макаров

Л.90-  департамент полиции – 103.

Есть о П.А. Столыпине, В.Н. Коковцове

С Л.111 – Н.А. Маклаков и В.Ф. Джунковский.